Езда по узкоколейке напоминает игру в «пересыпь горошек». Тряска такая мелкая, что буквы образуют нечитаемый людоедский код, сообщающий больше смысла, чем закладывал репортёр. «Германа Хеллига нашли в мусорном баке…» Проклятая газетёнка! Но ведь кому-то понадобилось исказить факты настолько, чтобы скромный министерский чиновник — образец долга — предстал этаким демоном-выпивохой, не чурающимся даже и взятки.

Я отложил «Вечернее обозрение».

Солнце падало косо, освещая деревья ярким острым лучом. Создавалось впечатление, что мы едем под гору — в один из нескончаемых мёртвых тоннелей, оставшихся с последней войны.

— Мы уже подъезжаем? — спросила Афрани.

Она сняла с головы платок, заменив его полосатой банданой. Вельветовый пиджачок и юбка не слишком подходили бухгалтеру, но я промолчал. Вытащил вещи и двинулся к выходу, слыша за спиной цокот её каблучков.

Поезд остановился и мы сошли. Было десять часов утра.

Белые бетонные блоки сообщали пейзажу что-то классическое. Брошюра обещала «райский отдых путникам, уставшим от жизненной тряски» — такое словосочетание вполне подходило и к нам. «Эдем» представлял собой частный пансионат, но с одной существенной оговоркой — он входил в госпрограмму от пенсионного фонда. Опытные крысы могли быть довольны: золотой ручеёк, выделяемый частным пансионатам, ещё не забился и не иссяк.

— Вы давно знакомы с Карлом Бессером?

— Очень, — сказал я, выглядывая машину.

За нами никого не прислали. Хороший знак, хотя это означало, что нам придётся топать пешком. Моя сумка весила мало, зато чемодан попутчицы был набит железными гирями. Кажется, она по рассеянности упаковала утюг.

— Ещё с войны?

Она мне не нравилась, но тут уж ничего не поделаешь. Такие вопросы лучше решать заблаговременно. Потом может стать слишком поздно.

— Он меня подстрелил.

— Простите?

— Я был во фрайкоре Гузена. Пуля задела артерию, Карл успел тампонировать. Он как раз проходил курс первой помощи и навещал меня в госпитале в Бергене. Можно сказать, взял меня на поруки. С его подачи я отсидел только месяц и сразу попал под люстрацию, получил ограниченный гражданский статус. Позже он помог мне устроиться на работу.

— Но почему?

Я и сам задавал себе этот вопрос.

— Не знаю. Может, это был его первый выстрел.

— А ваш?

— Что?

— Каким был ваш первый выстрел?

— Не помню, — сказал я. — Это было очень давно.

.

***

.

Прямо от станции начиналась грунтовая дорога — очень широкая, обсаженная с двух сторон липами и кустами сирени. Конечно же, я не ожидал встретить здесь автобан. Свежеокрашенный указатель задавал направление, и вдалеке имелся ещё один — броский плакат с какой-то завлекательной надписью.

Солнце припекало уже не слабо. Втянув воздух, я ощутил что-то ещё, кроме слабого аромата цветения, хвои, железнодорожных шпал и гудрона. Справа за зубчатым краем леса блестела штанга радиовышки.

Афрани настороженно огляделась, принюхалась:

— Мне кажется, я чую коровник.

— Вряд ли. Мясо и молоко привозят из распределителя. Хотя…

Любые факты следует проверять. Дорога выглядела безопасной, по ней, очевидно, много ездили, но и хорошо убирали. Мусор на обочине, в последнее время, стал нашей визитной карточкой. Все эти крекеры и жестянки, огрызки пластика, питьевые бутылки, банановая кожура, обезьяний помёт… Прощай, самая чистоплотная в мире нация. Привет, толерантность!

Пройдя около ста метров, я резко свернул с дороги и зашагал прямо по ломкой траве. За спиной раздался протестующий крик. Шелест раздвигаемых веток, и в мой локоть вцепилась рука. Я увидел тёмные глаза, горящие возмущением.

— Что вы такое вытворяете?

— Хочу осмотреться, — лаконично объяснил я.

— Но мои туфли… Я же не могу бродить по лесу в такой обуви!

— Значит, наденьте ботинки.

— Но…

Она выдохнула и замолчала, проглотив возражения.

Любопытно.

Идиллические кудрявые облачка скрылись за краем леса вместе со штангой, когда мы спустились в низину. Гористая местность, так что перебои со связью вполне объяснимы. В самом «Эдеме» я мог найти проводной телефон, связывающий дом престарелых с подстанцией в Хольцдинге. Модемное интернет-сообщение. Интересно, нашли ли они применение радиовышке?

Хеллиг провёл в этом укромном месте три дня, после чего составил стандартный отчёт и выехал, никого не предупредив. Тем самым нарушив традицию или негласный статут, этот неизменный чиновничий ритуал, опустошающий окрестные бары, не говоря уже о борделях. Канцелярские склоки? Я доверял интуиции: Хеллиг не был похож на склочника. Вся история, на мой взгляд, дурно попахивала, и оптимизм Карла на этом фоне выглядел неуместно.

А впрочем, он всегда был оптимистом.

Лиственный лес сделался полухвойным. Воздух остыл, подошвы цепляли дёрн. Среди травы и кустарника появилась узенькая тропинка со следами велосипедных протекторов, дорога вновь пошла на подъём. Впереди замаячила просека.

— Я вижу рельсы, — сказала Афрани.

— Да.

Это была полноценная железнодорожная ветка, уходящая куда-то на юго-запад. Туда, где по моим прикидкам, находился Грюнбах и химические заводы на Регенфельде. Я взял это себе на заметку, тем более, что карта, видимо, устарела. Там точно не имелось никаких дополнительных железных дорог — такие вещи всегда привлекают внимание.

Спустившись в овраг, мы пересекли рельсы и двинулись дальше. Где-то спустя полчаса Афрани смущённо тронула меня за плечо.

— Что такое?

— Простите, мы не могли бы остановиться? Мне нужно…

Кровь прилила к её смуглым щекам, выдавая стыд и замешательство. Я сразу понял в чём дело. В поезде она осушила литровую банку сока, а от земли шибало холодом. Женщины писают в два раза чаще мужчин, так уж они устроены.

— Валяйте. Только не присядьте в крапиву.

Она сверкнула глазами и потрусила куда-то в заросли.

Если судить по компасу, тропинка слегка отклонилась. Я сделал пару шагов вперёд и опять заметил просвет.

Сквозь ветви орешника виднелось поле или поляна, тенистая по краям, но открытая солнцу сочно-зелёной серёдкой, в центре которой был воткнут стальной флагшток. По краю площадки сверкал масляной краской ряд гимнастических турников. Далее, за оградкой, начинался зачернённый асфальтом двор перед подъездом квадратного здания, имеющего вид одновременно чопорный и зловещий.

— Эрих!

Обернувшись, я понял, что мы уже не одни.

.

***

.

Они подошли бесшумно, как люди, отлично знакомые с местностью. На ногах одного красовались мягкие егерские сапожки. Другой — даже и в туфлях не смог бы переломить и сучка, потому что сам был худ как удилище. Белый значок, прицепленный к лацкану пиджака, выдавал принадлежность к «Эдему».

— Что вы здесь ищете? Это частная территория!

Первый, белобрысый юнец в зелёной рубашке с камуфляжными пятнами, пока не произнёс ни слова. Но его правая рука, спрятанная за спину, меня напрягала.

— Я ищу альтенхайм…

— Чего?

Проклятие! Я сносно говорил на транслингве, но думал по-прежнему.

Юнец ухмыльнулся. Коротко подстриженный, с подбритым лбом и висками, он с любопытством оглядел меня и прищурился:

— Вы далеко забрели. Там дальше болото.

— Значит, мы повернём обратно.

— Плохая идея. Заплутаете и не ровён час…

— Полли! — предостерегающе воскликнул человек-удочка. Он быстро и как-то нервно оглянулся, дёрнул кадыком и принял решение:

— Мы вас проводим.

Гуськом выбравшись на тропинку, мы зашагали обратно, причём Полли оказался в замыкающих, прямо у меня за спиной. Руку он по-прежнему прятал, и я терялся в догадках, что же там скрывается. Травмат? Стартовый пистолет? В нашу эпоху, когда зажигалка маскируется под ракетный комплекс, а бомбу можно носить на манер серёжек, не так-то просто определиться.

Дорога требовала сосредоточенности, а мозг, между тем, занимался своей работой — сопоставляя, анализируя. Я старался отвлечься от сдавленного дыхания за спиной и продолжал думать о Хеллиге. О Хеллиге, который вступил в Добровольческий корпус Брехта и с честью — очень вовремя — выбыл по причине ранения. Потом были проблемы с люстрацией, несомненно. Косые взгляды. Прямые и завуалированные обвинения. Отказы в работе. «Да вы же просто военный преступник, — так выразился трибунальный полковник с рачьими глазами навыкате. — Вы же просто паршивый военный бандит. Отморозок, заслуживающий верёвки!» Хеллиг через это прошёл, и сходство наших судеб неприятно дразнило воображение, пока я взбирался по косогору.

Афрани что-то спросила. Провожатый ответил. Розоватые лучи солнца рябили в стволах, а птичий крик звучал жалобно и заглушённо. Окружённый лесом пансионат теперь казался мне чем-то вроде крепости со своим гарнизоном. Проверка её неприступности закончилась крахом. Интересно, как в своё время поступил Хеллиг — явился через парадный вход или использовал мышиную норку? В отчёте, разумеется, такие факты не приводились.

— Осторожно! — предупредил Полли.

Его горячая рука скользнула по моему боку, проверяя оружие. Я отшатнулся, стараясь изобразить оскорблённость — чёртовы педерасты! Вонзил носок ботинка в разваливающийся грунт и полез вверх, ища опору в булыжниках, высовывающих из земли свои гранитные головы.

Путь закончился.

Мы вышли на ту же дорогу, что отходила со станции, только парой километров вперёд. Сгорбленная фигурка в резиновом фартуке уже копошилась с замком и цепью, неуклюже просовывая ключ в замочную скважину.

Открывая ворота в Эдемский сад.

.

<< Глава 3. Эдем >>


[1] Люстрация —(от лат. lustratio — очищение посредством жертвоприношения) — законодательные ограничения, вводимые после смены власти для ограничения прав сторонников прежней власти.

Закрыть меню